Короли поневоле

Финголфин

Ита Морнэ

История одной девы-менестреля

Я пела песни в Амане, я пою их сейчас, здесь в Хитлуме. Новый язык дался мне без особого труда, синдарин не так уж и сложен. Я очень скоро научилась сочинять песни на синдарине, и они звучат, не менее красиво, как на квэнья, ведь это песни. Однажды я вернусь в Аман, если будет позволено, и спою эти песни там. И все услышат, как разговаривает народ эльдар, оставшийся в Смертных землях.

Эльвэ Синголло, ныне Элу Тингол, узнав о Резне, запретил квэнья, он сказал, что не желает слышать язык, на котором говорят убийцы тэлери. И нолдор учат синдарин. Я недавно встретила одного синдо, поздоровалась с ним на их языке, он рассмеялся. Когда я спросила, что смешного, он ответил:

— Интересное произношение, но на самом деле это совсем не так звучит.

Я попросила сказать это, чтобы я знала, как это произнести. Потом как-то получилось, что мы стали встречаться с ним часто, он в своем роде стал моим учителем. С ним синдарин усваивался легче, он смешил меня, пел песни на своем языке, и я привыкала к новому языку.

Быть менестрелем в период войны трудно. Я всегда хвалилась своими веселыми песнями, в Амане я была чуть ли не единственной, кто пел песни не о печали. Конечно, лорд Макалаурэ всегда был лучшим певцом, чем я и кто бы то ни было. Но я пела о радости, о счастье, о величии Древ, о праздниках. Я старалась развеселить нолдор.

Теперь же петь подобные песни стало невозможным. Долгое время я все же старалась, я пыталась не отступать от своих принципов. Я желала развеселить нолдор, подарить им надежду быть может. Ведь если народ мрачен, то как он может побеждать?

И я старалась петь. Я пела так, как больше никто не пел во Втором Доме. Мне кажется, это было правильно. Мне так казалось. И возможно, это и было правильно. Но, наверно, все же одних песен, как бы хороши они не были, недостаточно, чтобы вселять эстель. Я очень часто теряла свою эстель, но каждый раз обретала ее, когда видела моего государя. Не знаю, была ли у него эстель, верил ли он хоть немного в победу, но каждый, увидев его, начинал в это верить. Дагор Аглареб была хорошим знаком, что мы можем побеждать. В ту битву соединились два войска, вожди двух Домов вели войска вместе и сражались бок о бок. В этой битве мы победили. И стало казаться, что победа близка. Это был великий день, ссора между Домами не сыграла разрушающей роли, нам удалось хотя бы на время оставить раздоры и неприязнь в стороне, воссоединившись в единый народ, как было в Амане до ссоры государя со старшим братом.

Но потом была Дагор Браголлах, и мы проиграли. Этому поражению нет названия, мы потеряли в одночасье того, чей голос вдохновлял нас на победу, вселял веру в наше единство, в наши силы, в наше могущество, в то, что Свет свергнет Тьму. Наш государь погиб как герой, я не видела, как он направил Рохаллора к вратам Темной цитадели, я лишь слышала, как плачут эльдар о его гибели, я чувствовал свой плач, я захлебывалась своим криком.

Наш новый государь, лорд Финдекано, долго сидел в своем шатре, ему было тяжелей всего. Но вот он вышел и говорил с нами. На некоторое время мы, кажется, снова поверили в победу. Старший сын государя смог вселить в нас если не эстель, то амдир, нам стало казаться, что не все еще потеряно. Однако мне уже не так хотелось жить в Белерианде. Я с горечью вспоминаю день, когда была произнесена эта страшная клятва, и народ решил идти во чтобы то ни стало в Смертные земли. Я не хотела идти, но пошел мой брат, и я согласилась идти. Брат погиб в той же битве, что и государь. Потеря двух таких близких для меня эльдар, пожалуй, поразила меня даже больше, чем то, что эта битва проиграна нами. Каждый из нас потерял кого-то в этой Дагор, каждый утратил эстель, и только лорд… уже государь Финдекано смог снова построить наше войско, и казалось, мы все же сможем победить…

Но следующая битва, Битва Бессчетных Слез… это был конец. Я никогда больше не поверю ни во что. У меня отняли все, что было. Я была в каком-то оцепенении после этой битвы и пыталась разбить свою лютню, синдо, мой друг отобрал ее у меня. Он что-то говорил, но я не слушала, я не помню даже, о чем он говорил, в чем хотел убедить. Наверно, он очень старался. Но я не слышала его слов, я видела его глаза, в них было столько страха за меня, столько беспокойства и столько жалости ко мне, что я была и благодарна ему и сердилась за жалость. Я же нолдиэ! Я не признаю жалости!

А потом… все было смутно. Мне кажется, я умерла в той битве. Сначала часть меня умерла в Дагор Браголлах, а потом вместе с государем Финдекано. Жизнь продолжалась, эльдар все же объединились, появился Союз Маэдроса, кажется, мы стали очень близки с Первым Домом. Новый государь был не таким как Нолофинвэ и Финдекано, но он хорошо правил, войско ему подчинялось, кажется, он понимал эльдар и тоже страдал из-за гибели Финдекано. Я же ходила бледной тенью самой себя. Меня часто уговаривали, чтобы я пела. Но я не могла. Лютня осталась целой и лежала в моем шатре. Порой я ее брала в руки и пыталась сыграть. Но я не хотела петь, и звуки были мертвы, также как и я. Как мой государь Нолофинвэ и сын его Финдекано.

Какой-то менестрель спел мою песню, ее услышал лорд Макалаурэ и захотел со мной познакомиться. И в один день он неожиданно заявился к моему шатру.

— Я могу поговорить с Эллаэр?

Я не ожидала его прихода, хотя мне кто-то говорил о его возможности. Я неохотно поднялась и вышла из шатра. Лорд Макалаурэ улыбнулся мне.

— Я слышал одну из твоих песен, ты замечательно сочиняешь. Верно, поешь еще лучше?

— Я уже давно не пою.

— Почему? — он был искренне удивлен.

— Мне не о чем петь.

— Но раньше ведь было о чем.

— Я потеряла слишком много.

— Я думаю, твои песни дарили эльдар смех, радость, может, даже эстель.

— Больше никто не подарит мне эстель. Значит, я не смогу подарить ее.

Он стал мрачным, опустил голову, а потом попросил все же спеть что-нибудь. Я пожала плечами и спела одну из своих старых песен, еще тех, что не были созданы на новом языке. Он внимательно слушал и с все больше мрачнел. Когда я закончила, он выпрямился и спросил:

— Теперь все эльдар Второго Дома чувствуют как ты?

— Я не знаю. Я просто больше не пою. Я больше не умею петь.

Я действительно не знаю, как себя чувствовали другие эльдар, я редко видела кого-нибудь. Все проходило мимо меня, я на самом деле больше не жила. Я не чувствовала, не существовала. Все, что было, для меня сливалось в один бесконечный день, и я видела каждый раз государя Финдекано, погибающего на поле битвы. Хотя на самом деле меня не было там, я не могла его видеть, мне хватало воображения, чтобы представить это.

Союз Маэдроса распался, по крайней мере, мне так это показалось. Я шла с войском, когда произошел Разгром Дориата, эта проклятая клятва вела Феанарионов, за ними всех, кто пришел мстить за короля нолдор. Я полагала, что меня убьют. Я даже оружия не взяла, и не надела ни кольчуги, ни шлема. Я верила, что Проклятие Намо настигнет меня здесь. Смерть от родичей — почему бы и нет? Я не понимаю, за что мне дарована такая долгая жизнь. Я участвовала не в одной битве, порой откладывая лютню в сторону и хватая меч. Мне кажется, только мое безрассудство спасало меня, да еще и эльдар, которые не хотели потерять меня. Я сражалась, хотя и знаю, что это неверно для менестреля. Но ни одна тварь Моргота не коснулась меня, никто не смог меня даже ранить. Я надеялась, что на этот раз я наконец обрету долгожданную гибель. Моя феа давно погибла, почему тело оставалось живым? Но и здесь меня ожидало разочарование. Никто не хотел брать на себя вину за мою смерть. А когда я рванулась буквально под меч одного синдо, я увидела, как погиб в этот момент мой друг-синдо, он сражался против нашего войска, против государя Маэдроса, против нас, против меня. После этого я просто упала рядом с ним и лежала, не двигаясь. Правда до того я пыталась остановить эльдар, когда они уводили маленьких детей Диора, но у меня ничего не вышло. Потом Маэдрос жалел об этом и хотел их найти. Однако слуги Келегорма увели их достаточно далеко, чтобы никто их не нашел.

Но Феанарионы не смогли добыть свои камни, как я не смогла добыть себе смерть. Кто-то сказал мне, что если я хочу умереть, мне стоит хотя бы взять меч и сражаться, тогда возможно меня кто-то зарубит. Но я не смогу убивать эльдар. Никогда не смогу.

В Сирионе все повторилось, причем с тем же успехом. Правда, на сей раз детей не убили, как не убили и жену Эарендила. Хотя ее прыжок в Море вряд ли был лучше. Мне захотелось повторить ее поступок, но меня кто-то удержал. В Сирионе снова убивали эльдар. Снова мечи поднялись на братьев, и кровь лилась по земле. А я… я жила! Я надеялась, я старалась, я даже взяла меч. Я никого им не убила, лишь старалась вызвать ответную реакцию. Я бы не отбила ни одного удара, но никто не пытался зарубить меня. После сражения меня позвал к себе король.

— Что ты делаешь? — спросил он. — Зачем ты ищешь смерти? Ты же видишь, никто не желает твоей гибели. И вряд ли кому из нашего войска есть время следить за тобой. Вдруг кто-нибудь случайно тебя убьет. Неужели тебе этого хочется?

— О, да, государь, именно этого мне и хочется. Я устала от жизни, но не знаю, как уйти в Чертоги от усталости, у меня не выходит. Наверно, это последствия Проклятия. Я могу уйти только будучи убитой. Я ищу смерти, государь. Я знаю, это неправильно, эльдар не должны искать гибели, и за это мне придется отвечать Владыке Судеб. Но моя феа уже давно сгорела. А я не могу жить без феа — поэтому я мертва, государь. От меня нет толка, я не певец, не менестрель больше, не воин, я никто. Мое имя Эллаэр, кажется мне теперь насмешкой. Ты должен жить, ты король, прости слабую нолдиэ, что не в состоянии противиться своей слабости. Я для тебя бесполезна, особенно в битве за Сильмариллы. Я не пойду против тебя, но я не пойду и я не пошла убивать за тебя, если это убийство эльдар. Если идти против Моргота, я пойду за тобой, я возьму свой меч, я надену кольчугу, шлем и оседлаю коня. Иначе — я буду просто искать гибели. Мне больше ничего не надо. Смерти Моргота и возвращения мира. Все.

Он долго молчал, потом отпустил меня. Третье сражение эльдар с эльдар из-за Сильмариллов, из-за клятвы завершилось все же поражением.  Сильмарилл был утрачен.

В Войне Гнева мое участие было яростным, но коротким. Верно, Эру наконец услышал, что я жажду гибели и я пала среди первых. Умирая, я слышала торжествующие крики эльдар, и последний, кого я видела, был Арафинвэ, который вел войско дальше, к самой цитадели и я поверила в их победу. Ведь на нем нет Проклятия…